Через две недели Вениамин забеспокоился, однако на все его вопросы Нина отвечала, что ждет подходящего момента. Через три он начал звонить ей каждый день. Когда он наконец услышал, что все Нинины попытки оказались тщетными, Рощин решил, что она шутит, и долго убеждал сказать ему правду. После разговора он впал в недоумение: разве так бывает? Разве Вика могла отказать сестре? Не может быть... Неужели весь его план сорвался?!

Из туповатой задумчивости его вывел звонок знакомого, спросившего, когда Рощин вернет деньги. О долге Веня совершенно забыл и от растерянности попросил еще две недели на его возврат, хотя мог бы без особых сложностей перезанять у приятелей. Собеседник в ответ выругался, и это стало последней каплей, которая довела Рощина до белого каления. За три минуты он разыграл сцену «Великий актер Вениамин Рощин в гневе», выплеснув на кредитора и раздражение, и разочарование, и злобу на Викторию и ее никчемную сестру. Не сдерживаясь в выражениях, он хорошо поставленным голосом объяснил мужику, когда можно тревожить его, Вениамина, по мелким денежным вопросам, а когда нельзя. Облегчив душу набором ругательств, Рощин бросил трубку и выдохнул. Ему стало немного легче.

Мужик так и не перезвонил, однако вечером вместо него позвонила их общая знакомая, симпатизирующая актеру, и предупредила Веню, что кредитор всем рассказывает, будто Рощин занял у него огромную сумму, а возвращать не собирается.

– Какую огромную сумму?! – поразился Веня. – Пусть лапшу на уши не вешает.

– Насчет лапши сам разбирайся, – посоветовала знакомая. – Кстати, Коля грозится тебя пристрелить, потому что ты его оскорбил. Говорит, что у него на родине принято за такие слова, какие ты ему сказал, живот врагу вспарывать. Он у нас южный человек, дикий, сам понимаешь...

Кредитор по имени Коля последние двадцать лет обитал в Москве и свою родину видел только в телевизоре. Южной горячности в нем не наблюдалось, и даже имя свое он изменил, чтобы звучало привычно для русского уха. Однако заволновавшийся Веня вспомнил, что пару раз и впрямь слышал что-то о том, что у Коли бывает помрачение рассудка и один раз он чуть было не изувечил человека. Тогда Рощин пропустил сплетню мимо ушей – каких только баек не расскажут на нетрезвую голову! – но сейчас она всплыла у него в памяти. «Черт. Чем я раньше думал? Зачем у него занял, а не у кого-то другого?»

Обдумав положение, он позвонил вспыльчивому Коле и корректно пообещал вернуть деньги. Встретившись с кредитором на другой день, Вениамин отдал ему все, что был должен, извинился за свою вспышку, но Коля только коротко мотнул головой в ответ на его извинения и даже не улыбнулся, когда Рощин сострил что-то в собственный адрес. «Да и пошел ты! – сердито подумал Вениамин. – Деньги я тебе отдал, вот и катись на все четыре стороны».

Но на душе у него было тревожно. Сам не зная зачем, он позвонил старой знакомой, предупреждавшей его о Коле, и с неприятным изумлением услышал от нее, что кредитор по-прежнему выражается о Вениамине нецензурно и грозит расправой.

– Я ему все вернул! – воззвал Рощин к мировой справедливости.

– Венька, я в твои финансовые дела лезть не хочу, – невинно сообщила женщина. – Но Коля у нас на голову слаб, ты сам знаешь. В общем, держись-ка ты от него подальше.

Не на шутку испугавшийся Рощин даже не подумал о том, что если бы Коля собирался ему за что-то мстить, то смог бы сделать это при встрече, когда Веня возвращал долг. Ему стало казаться, что он и в самом деле, ругаясь, задел чувства мужика, выбрал такие выражения, какие ни в коем случае нельзя было употреблять. Полоса Вениаминовых неудач продолжалась. Идти к родителям ему не позволяло самолюбие, настоящих друзей у него не было, своим бывшим девушкам он не доверял, да они и не могли ему ничем помочь. А в завершение всего пропала Вика. Сообразив, что его обязательно будут спрашивать об их отношениях, Рощин выбрал для себя линию поведения: «Встречался, расстались, переживал» – и точка. Ни о кредиторе, ни о сестре Стрежиной он не собирался никому рассказывать.

Вениамину Рощину было попросту стыдно.

– У него мозги подростка, – недоуменно сказал Бабкин, когда они с Макаром вернулись в машину Сергея. – В голове не укладывается...

– Ошибаешься. Мозги у него вполне взрослые. Расчетливые такие мозги. Просто он плохо разбирается в людях, поскольку привык, что весь мир вертится вокруг него.

– Получается, что в первый раз он нас все-таки обманул.

– Да нет, не обманул. Нас с тобой интересовало исчезновение Вики, и здесь он не соврал. Умолчал о Нине Стрежиной, но и только.

– Будем с ней встречаться?

– Зачем? Дамочка облапошила Вениамина, а о сестре она наверняка знает не больше, чем Рощин. Конечно, нужно отработать эту версию для очистки совести, но не было у Нины возможности осуществить такой громоздкий план. А главное – зачем? Она дама сугубо практичная, во всем ищет выгоду. Какой ей прок от того, что сестра пропала? Нет, Серега, это все-таки тупик. Нам с тобой нужно быстро разработать Аслана с его цветочницей. Ты занимайся девушкой, я возьму на себя Коцбу. Идеи о причинах сходства девушек есть?

Идеи у Бабкина имелись, и ни одна не пришлась ему по душе.

– Может, поговорить с ней? – предположил он.

– Рано. Если она подругам ничего не рассказывает, то тебе и подавно не скажет. Подкупать ее бессмысленно – Аслана мы все равно не переплюнем, а убеждать девицу в том, что мы пришли с лучшими намерениями, бесполезно. Мы ничего о ней не знаем. А должны знать.

Оба замолчали. Сергей завел машину, выехал со двора.

– Забрось меня в книжный, – попросил Макар. – Хочу книжку купить, которую Каморкин рекомендовал к прочтению.

– Очередной любовный роман? – усмехнулся Бабкин.

– На этот раз фантастика. Или фэнтези... Не помню точно: скажу, когда книжку увижу.

– А чем они отличаются?

– Как чем? В фантастике пришельцы, другие планеты – иные миры, в общем. А в фэнтези гномы, феи, драконы...

– В моем детстве подобное называлось сказкой, – заметил Сергей.

– Сказкой называется, когда у гномов есть золото, у фей волшебная палочка, а у драконов три головы. А если у гномов бластеры, у феи жезл всевластия, и дракон – не дракон, а генно-модифицированный мутант, то это фэнтези.

– Ясно.

Бабкин припарковался у магазина, откинулся на спинку кресла, без выражения глядя на светящуюся витрину. Снова посыпал дождик, и огни витрины за мокрым стеклом казались размытыми пятнами. Сергей прищурился, и пятна расплылись окончательно.

– Завтра подъезжай к десяти, будем думать, – сказал Макар, бросив на напарника короткий взгляд. – Серега, мы ее найдем.

Удивленный столь неожиданным для Илюшина обещанием, Бабкин собрался спросить, откуда такая уверенность, но не успел.

– Когда-нибудь, – прибавил Илюшин. – Наверное. То, что от нее осталось. Косточка там, косточка тут... Так, глядишь, и соберем.

– Поганец ты! – Бабкин хотел рассердиться, но почувствовал, что ему против воли хочется рассмеяться. – Не шутят такими вещами, Макар!

– Шутят любыми вещами, мой трепетный друг. А такими – особенно. До завтра.